читать дальшеРешила зайти перед работой в супермаркет, чтобы купить набор подставочек для чашек. Это была кратковременная навязчивая идея. Не было никаких сомнений в том, что я их куплю и уже представляла себе, как на работе все будут радоваться - не будут разбросаны на столах грязные от древности и залитого кофе листы А4... Но я ошибалась - прошла все ряды магазина и не нашла даже намека на эти самые подставочки. Взяла с горя две упаковки конфет "Комильфо" (не могла же я уйти ни с чем). Встала в очередь, почти всю прошла и вдруг вспомнила про небольшой отдел в магазине, где бывает разное барахло. Рванула туда. Опять все обошла, но и там не нашлись подставочки. Совсем огорченная этим обстоятельством (все получилось совсем не так, как я хотела), опять пошла к той же кассе и заново отстояла очередь. Передо мной оказалась бабушка лет так под девяноста. Стала выкладывать из корзиночки свое нехитрое богатство, состоящее из двух пакетов молока, двух небольших йогуртов (может быть, твороженная масса), трех батонов хлеба, маленького пакетика безвкусных сарделек, двух маленьких помидорков и огурчика. Выложив она сказала кассирше, что у нее мало денег, поэтому возможно все не влезет в указанную сумму. На каждом пробитом товаре кассирша говорила, какая сумма получилась. А денег у бабули было ровно пятьдесят одной бумажкой и восемьдесят десятками, итого сто тридцать рублей. Я наблюдала, как бабушка говорила, что она возьмет в первую очередь, а что отложит. По степени важности, первым она оставила хлеб, затем молоко, затем йогурт. На этом месте кассирша назвала сумму уже больше ста и неуверенно посмотрела на бабушку. Я не выдержала и попросила кассиршу пробить и оставшееся. Я доплатила за бабушку около шестидесяти рублей. Но больше всего меня поразила реакция. Кассирша сказала бабушке, которая ничего не поняла, что я за нее доплатила, сказала сколько, страшно ее смутив. Меня, надо признать, тоже. Вдруг они обе стали меня благодарить, желать здоровья, счастья... Я растерялась, мне хотелось побыстрее уйти, а с другой стороны, я осознавала, что если я сбегу, меня не поймут и то, что я сделала, в некоторой степени потеряет свой смысл. Кассирша тоже меня поблагодарила, так сказать, от себя лично Я не удержалась, и попыталась объяснить, как можно более понятно, что не я такая уж хорошая, просто очень больно на это смотреть. А бабушка спросила мое имя, сказала, что будет благодарить Мне в этот момент подумалось, что видимо она хочет за меня помолиться.
Так странно... И страшно. Я чувствую себя, по сравнению с этой бабушкой, очень сильной. Я могу купить нормальное мясо, и рыбу, и конфеты, четыре штуки которых стоят по 60 рублей. Она хотела есть и не могла себе этого позволить, а я купила конфеты на ту же сумму, чтобы угостить людей с которыми я работаю. На это не возможно смотреть спокойно. В данном случае я что-то смогла сделать, но ведь сколько людей, именно таких — старенькие, они ничего не могут: они больны, нет ни одного пожилого человека, у которого бы ничего не болело; они не могут работать, потому что не видят глаза, не держат руки, значительно хуже работает голова. Они и там и здесь, но пока они все же здесь... Они зависимы и какая бы ни была сила воли они не могут себя содержать, и если нет никого, кто бы помог, то получается, что старый человек умирает от голода, с физической болью от своих болезней, с душевной болью от того, как завершается жизнь...
Однажды, лет пять назад, ранней осенью, я ехала, ежедневной своей дорогой, в институт. Зашла в метро и увидела бабушку. Она стояла около колонны, за ней был ряд турникетов. В руках она держала прозрачный полиэтиленовый пакетик с яблоками. Пакетик она старалась держать чуть приподнято, и мне стало понятно, что она их продает. Это были обычные наши яблоки, которые растут у каждого на даче или в деревне. Среднего размера, наверняка с червячками, и уже были несколько сморщены. Понятное дело, что никто у нее не брал эти яблоки — никому не нужны такие, когда можно купить большие, красивые и не червивые яблоки. Даже при том, что она просила за них, в общем то, копейки. Меня потрясло увиденное. Эта женщина, которая не могла себе позволить попрошайничать, через себя переступила, чтобы пойти продавать, стояла, унижаясь, ради десяти рублей, потому что не на что было есть...